Упоротый оптимист

— Близкие не знали. Я ото всех скрыл тогда. Когда узнали, был уже ранен. Первое ранение — на Саур-Могиле. Стояли в обороне. Прилетел осколочек снаряда. Меня эвакуировали вместе с другими ребятами. Туда ещё могла добраться техника. Водитель БМП по прозвищу Бешеный меня оттуда вывез. Сначала в военный госпиталь, потом в Днепропетровск. Побыл немного в Харькове, и обратно служить.

Дома не хотел остаться?

— Вопрос не стоял. Я мобилизован. Понимали, что дело не закончено, ради которого шли. Надо возвращаться. Потом родные думали, БТРы чиню. Когда узнали, что нет, ехали с чётким намерением надрать мне задницу, но уже было поздно. До них успели. (Смеётся.)

Это второе ранение?

— Да, 22 октября между Гнутово и Павлополем, северо-восток от Мариуполя. Был в прикрытии. На нас наскочила группа противника. Когда уже после боя я к своим перебегал, меня встретил очередью хлопец, который сидел в пяти метрах в посадке.

Мне повезло. С пяти метров — и не убил. Живой.

Как оцениваешь вашу подготовку?

— Ну как… Быстро. Тогда нужно было быстро действовать. Как мотивированных, нас (добровольцев — авт.) бросали первыми. Через неделю после мобилизации уже участвовали в боевых действиях. Подготовка, хоть короткая, но была. Учили под конкретную задачу. Это война. Учишься быстро. Быстро появляются нужные привычки.

Был в армии?

— Нет, белый билет. «Частково придатний у військовий час». Формулировка, которая позволила мне мобилизоваться. Мобилизовались уже в Славянске. Сейчас легко рассказывать — год прошёл.

Каким он был?

— Тяжёлым. Восемь месяцев я лежал просто. Лечение, операции. Собирали до кучи. Мне вообще везло с врачами. В Мариуполе 10 часов была первая операция. Восемь человек надо мной работали. В Днепропетровске в Мечникова (Днепропетровская областная клиническая больница имени Мечникова — ред.) очень помогли. Человек всю ночь оперирует, спит пару часов, а потом идёт работать на этаж, потому что он заведующий отделением. Врачи прошли свой персональный ад.

В Харькове меня отправили в госпиталь, потом в клинику Ситенко. Врачи работают как волонтёры, идейные.

Кто всё это время помогает?

— Можно сказать, все. Ну, действительно, волонтёры, друзья… Тут уже трудно понять, кто друзья, а кто волонтёры. Очень много людей, которые абсолютно искренне помогают. Кто-то ещё подключает волонтёрские фонды — Сестра милосердия, Help Army.

Самая популярная сумма, которая на карточку падала, — 20 гривен. Суммы до 200 гривен формировали половину того, что было собрано. Кто-то сразу давал тысячу, кто-то сразу мог шесть, и мы обалдевали. А кто-то и 20. И этих «кто-то» было столько, что телефон с ума сходил. Ты понимаешь, что люди, которые могут мало, делают это.

Мы привыкли, что там, наверху, они, зажравшись, не видят никого и ничего внизу. Нифига подобного. На своём уровне они решают вопросы просто: «Кирилл, сколько надо? — Ну, вот столько есть, столько осталось. — На».

Понимаешь?

А государство?

— Государство — мало. Я говорю о частных лицах. 

Что врачи обещают?

— Ещё две операции — замена локтя и тазобедренного сустава. На это протезы уже куплены, в Германии производятся. Скоро их будут уже вставлять.

Сейчас я ожидаю операцию, но параллельно прохожу реабилитацию. Массажи, чтобы завелись мышцы, которые атрофировались за восемь месяцев. Разрабатываем колено, работаем с локтем. Ладонь уже почти закончили разрабатывать. В бассейне плаваем. Тренажёры специальные. Им уже сто лет. Выглядят, как машинка Зингера. (Смеётся.) На самом деле, очень эффективная штука. Это не современные тренажёры, «олдскул».

Вроде бы — мелкие улучшения, но постоянные этапчики. Ставишь перед собой новые задачи и решаешь их по ходу.

Деньги на лечение сейчас нужны?

— На самом деле сейчас не нужно ничего. Капает зарплата от Министерства обороны. Спасибо. Я пока не демобилизован, лечусь. Протезы мне оплатили, сама больница с меня ничего не берёт. Это тоже довольно большая лепта. Мы привыкли сталкиваться с тем, что каждый сам за себя. Я чувствую, что в этой стране это уже не так. Это, наверное, самое главное изменение, которое я увидел.

Ты спрашиваешь, кто помогал. Все. Без исключений. Постоянно поступают предложения о помощи. Я говорю: ребят, найдите тех, кому это действительно нужно. У меня все в порядке. (Улыбается.) По-настоящему в порядке.

А психологическая помощь?

— Предложений было много по психологической помощи. Думал, пригодятся, но пока лежат. Когда очень долго лежишь, начинает казаться, что пора бы уже сдаваться мозгоправам. Ну, серьёзно, да. А потом, когда уже смог ходить, все панические настроения поуходили.

Очень модно сейчас посттравматическим синдромом объяснять то, что человек просто… чудак. Не надо использовать это как оправдание. Если у человека проблемы, это лечится. Если не лечится — чудак.

Сейчас, наверное, по-другому смотришь на то, что происходит в стране?

— Да, я упоротый оптимист, но эта страна поменялась. И она будет дальше меняться. Это колесо, которое нужно долго проворачивать. Эта страна уже действительно провернула градус колеса. Как будет дальше — посмотрим. Изменения есть, и они будут дальше. Какие — зависит от нас.

А за собой какие изменения?

— Те вещи, которые раньше казались сложными, кажутся простыми, решаемыми. Упрощение социальных отношений, всего. Эта жизнь проста, как молоток. (Смеётся.) Друзей много хороших появилось.

Чем дальше заниматься думаешь?

— Заняться… Есть работа. Нужно вспоминать, возвращаться в профессию (Кирилл — компьютерщик — авт.). Есть вещь, которую, я понимаю, нужно делать. Очень много ребят пострадало больше меня. Здесь большой фронт работы. Есть, кому помогать. Вот это можно назвать «заняться». А пока, как у всех.

Будем жить.