Польский режиссёр Даниэль Яцевич вместе с харьковскими актёрами-студентами за неделю поставил спектакль. Постановку делали «по западноевропейским правилам».
Режиссёр Даниэль Яцевич и его помощник Патрик Беднарски приехали из польского города Голенёв.
— Даниэль, Вы работаете в Польше, с театром «Брама». Почему решили сотрудничать с украинцами, почему именно с актёрами-студентами?
Даниэль Яцевич: «Мы подружились год назад, в апреле мы приезжали с театром «Брама» и проводили в университете (Харьковском университете искусств им. Котляревского — ред.) мастер-класс. И после мы познакомились, обменялись контактами, решили, что было бы неплохо что-то вместе сделать. Мы очень их полюбили, буквально за один день, за два часа работы вместе».
Постановка, над которой неделю работали актёры и режиссёры, называется «Человек как поле боя». Актёры рассказывают «о войне в человеке», о разных конфликтах.
Максим Панченко, актёр: «В новостях воюют между собой государства. А на самом деле воюют люди. Два человека — и с одной, и со второй стороны есть семья и дети. И с одной стороны — бегут солдаты, а на самом деле — это братья, сыновья чьи-то и так далее».
Мария Бораковская, актриса: «У каждого есть одни и те же чувства, семьи, ценности. И зачем тогда начинать конфликт, когда каждый человек страдает из-за одних и тех же проблем. Мы тоже говорили, что война постоянно идёт, мы рассматриваем войну каждого — с собой и с этим миром».
В основе спектакля — две польские пьесы: «Женщина как поле битвы» и «Газ». Тексты актёры переводили сами. Режиссёр и его помощник говорят по-польски, актёры — по-украински. «Мы понимаем. И вообще наши языки очень похожи», — говорят актёры.
В спектакле есть несколько песен. Одну из них Даниэль Яцевич написал сам.
Даниэль Яцевич: «Все песни в спектакле похожи на античное пение, потому что мы переносим действие в Рим и переводим конфликт на бои Спарты и Рима. И потому все песни имеют оттенок греческих напевов и античной атмосферы. В Польше мы (с театром «Брама» — ред.) исследовали древнегреческое античное пение. Как могли петь древние греки, никто не знает. Но есть теория, по которой составлялись определённые ритмы и каноны пения. И есть одна песня польская, церковная, про Иисуса. И ещё звучит у нас песня времён Шекспира, английская».
Пьеса «Газ» была написана после теракта в московском театре на Дубровке (тогда был применён ядовитый газ). Внутри постановки всё происходит под действием «газа».
Мария Бораковская, актриса: «Мы условно поделились на террористов и жертв. И почти в каждой группе есть мать и ребёнок. Любимый и любимая, жена и муж».
Нина Хижная, актриса: «У нас нет ролей «по канонам Станиславского», то есть это другого рода работа, эксперимент. Мы более пытаемся вскрыть то, что в нас есть, но никакого углубления психологического в определённую роль у нас нет. Это такой трансформер».
— «Человек как поле боя» — это не классическая постановка. Вообще, что такое «классический театр»?
Александр Кривошеев, актёр: «В классическом спектакле есть «четвёртая стена». То есть играется какая-то тема без зрителя. Есть приём, когда разговариваешь со зрителем. Но это только приём такой — один или два раза за спектакль. А так играем с партнёром. И зритель выступает только как наблюдатель».
Анастасия Медведева, актриса: «В классическом театре очень мало импровизаций. Есть выученные мизансцены: где стать, что сказать».
Мария Бораковская, актриса: «Вот если я играю Отелло — я пытаюсь проникнуться его идеологией, проникнуться ненавистью к Яго. Раздражительность по отношению к Дездемоне, чтобы в процессе спектакля прийти к тому чувству, чтобы задушить свою партнёршу на сцене. Конечно, контролируя себя. Но всё равно, я прохожу как персонаж этот процесс».
— То есть, в классическом театре всё буквально — ты следишь за сюжетной линией и обязательно придёшь к точном ответу?
Мария Бораковская, актриса: «Да, история закончится, зритель выйдет и будет обдумывать — ага, вот тут всё было так и так. А тут зрителю дают погрузиться в истории, его постоянно провоцируют и заставляют всё время анализировать, что происходит».
Нина Хижная, актриса: «И мы не расставляем акцентов, кто виноват, зритель имеет возможность найти свой ответ».
Мария Бораковская, актриса: «Тут открытая игра. Мы сидим среди зрителей, и мы и есть зрители. В другой момент — мы выходим на сцену и играем. И зритель видит, как мы переключаемся из одной роли в другую, тут нет иллюзии, что я — это другой персонаж. Я есть я, которая составляет другой монолог».
Даниэль Яцевич: «Я бы сказал так: мы делаем акцент на провокацию зрителя, разговор и встречу со зрителем. Есть акцент на коллективность. Группа говорит про важные для неё темы. И актёр не есть «инструментом представления». Мы хотим, чтобы актёр был ближе к зрителю, был единым с ним. И чтобы актёр имел право и возможность, момент, чтобы проявить своё собственное мировосприятие, собственную мысль. И эта работа становится более личной, интимной. Это «собственность» каждого актёра, который играет».
— Даниэль, что Вы называете «провокациями»?
Даниэль Яцевич: «В моём понимании театр — это не место, где зритель сидит в комфортных креслах как пассивный наблюдатель. Для меня это диалог: я тебе расскажу, что я думаю, а ты мне расскажи, что думаешь ты. Ну и провокация в тексте, когда мы обращаемся не к партнёру, а к зрителю. И зритель участвует в диалоге. Провокация сюжетами, действиями».
— Для Европы такие постановки уже привычны?
Даниэль Яцевич: «В Польше есть классические университеты, которые классически обучают артистов. А есть и очень экспериментальные. Иногда режиссёры настолько выдумывают, что актёры не успевают за их авангардизмом. В Европе театр тяготеет к «немецкому, брехтовскому» театру, театру который хочет, чтобы зритель думал о том, что он видит, постоянно анализировал. В Европе легче относятся к искусству. Поэтому там есть много аматорских театров. К искусству относятся так, что каждый может попробовать себя на театральной сцене. Не обязательно учиться.
В Европе очень много взрослых людей с дипломами юристов или агрономов, которые работают в таких мастерских, непрофессиональных театрах. Но на высокопрофессиональном уровне. Это не есть — я вышел и сказал текст. Они постоянно что-то ищут, ходят на мастер-классы, посещают фестивали.
Польский театр пытается показать действительность — что происходит вокруг, какие проблемы есть именно сейчас у людей. И культивирует традиции польские в это время, и пытается дать более широкий взгляд на то, что происходит в жизни.
Очень популярны постановки на политическую тему. Часто их называют даже не «театральный спектакль», а «театральная акция».
— И какие проводились «акции»?
Даниэль Яцевич: «Вот в 80-х годах в Польше работал Театр Восьмого дня. Он был очень коммунистический, правильный. Но они ставили спектакли «провластные». Но и создавали «акции», которые власть не принимала. И им пришлось выехать из страны. А вернулись они уже в девяностых. И это было громкое заявление о том, что театр имеет право на собственный дом и собственный взгляд на то, что происходит. И театр имеет право говорить на своем языке, так, как он это понимает. Этот театр существует и сегодня.
Ещё акции — когда была трагедия под Смоленском, разбился самолёт с президентом и представителями власти. Сразу появились спектакли. То, что происходит в новостях или на улице, сразу переносится на сцену.
И зритель приходит встретиться с конкретными актёрами. Не с актёрами А, В, С, а с актёром Ниной, Андреем, Максимом».
— Как Вы готовите актёров к спектаклям, проводите тренинги?
Даниэль Яцевич: «Трудно рассказать. Я знаком с классическими техниками, упражнениями, которые предлагали Чехов, Станиславский, Мейерхольд. Но сам чувствую, что хочу делать, тренинги возникают по настроению. Вот Вы спрашивали о костюмах, декорациях. В этой постановке и в том театре, где я работаю, для меня главное — человек. И когда работаю с людьми, о чём забочусь? Чтобы мы все общались, чтобы мы были счастливы, чтобы мы работали с удовольствием. Я воспринимаю театр не как работу, а как встречи с друзьями. Просто классно проводить время с друзьями».
