Всех любить и танцевать на площадях

Оно ведь вселенский информационный потоп. И редко попадается такое полено, чтобы уцепиться и передохнуть. Все больше швыряет с одной бессмысленной волны на другую, зато иногда занесет на хороший концерт.Я не люблю Арефьеву. Ее сильный голос, смех которого похож на плачь, а плачь на смех. Ее опасливую отстраненность от публики. Ее какую-то тонкую искренность без надрыва и пафоса. Не люблю, но не могу не восхищаться. То есть, та жилка во мне, которая привыкла разрываться и все заливать кровью на концерте, например, Чернецкого, остается в целости. Ольга Викторовна не доставляет слушателям радости превратиться в вопящую гурьбу, которую качает в ритме песни: каждый сам по себе, и она сама по себе. И выходит каждый таким, каким был. Не оглушенный впечатлением, себя не забывший. Скорее уж, нашедший. И удивившийся.Арефьева запретила вспыхивать. Да у меня и камеры-то не было. Но несколько кадров для вас все-таки есть.

[IMG_0001]

Широким углом чуть сверху. Пустая сцена, освещенная фиолетовым неоном. На закрытой кулисе большая зеленая надпись "PANASONIC" и какая-то менюшка: проектор, значит, настраивают. Далее танцзал, в котором нет ни явной пустоты, ни давки. Людей как-то столько, сколько нужно. В руках у них пивные бокалы и коктейли с причудливыми цветными соломинками. Все треснули по первенькой, все готовы радоваться. Справа на возвышенности стоят столики. На них белые скатерти, меж них белые официантки, а за ними люди, не пожалевшие денег на самые дорогие билеты. Они беседуют, выпивают и с аппетитом кушают. На каждом столике по уютному желтому огоньку свечи. Все вот-вот начнется.[IMG_0002]

В кадре лишь сцена. Справа человек, окруживший собою крохотную гитарку, будто грудного ребенка. Слева статный лысоватый мужчина с виолончелью. К выражению его лица подошел бы чин генерала русской армии царских времен. Он ни то хмурится над своим инструментом, ни то аристократически  шалит: то и другое, на самом деле. А в центре женщина. Светловолосая, худая, совершенно запертая. На ней простая черная маечка, а сверху черная рубашка. Тонкие руки чуть нервно играют на гитаре что-то незамысловатое. Она так закрыает глаза, будто хочет сказать важное, но боится. И сейчас будет голос. Ах, какой голос! Но голоса на фото не слышно, извините. [IMG_0003]

Все происходит. Пока двое из трех честно поют-играют песню, виолончелист оставил инструмент, и отошел к столику выпить. Он шутливо торопится, будто боится, что коллеги заметят. Публике весело.[IMG_0004]

Вид со сцены. В полумраке силуэты танцуют, смеются и стараются обнять. Слева люди со свечками оторвались от трапезы и вежливо развернулись к сцене. Их лица беззаботно веселы. Справа у бара немногие пьют пиво. Кто-то с хохотом говорит на ухо другому. В это время на сцене в расфокусе спины троих музыкантов и мима. Что он делает, в этом ракурсе неясно, но зрители воспринимают его на ура. [IMG_0005]

В кадре больше не клуб, а вход в него. Туда вышли многие гости, кто покурить, кто подышать. Перерыв. Люди в основном без верхней одежды, что в ноябре холодно, но с хорошими лицами. Говорят мало. Так, перебросятся коротким словом, дежурной шуткой, и даже сами не вникают в то, что говорят. Каждый повторяет в голове зацепившуюся строчку или мелодию. [IMG_0006]

Переодетая Арефьева держит в руках тамбурин. С нее сошло напряжение. Она смотрит теперь совсем открыто, поет громко, и кажется, что ей нравится. Ей хорошо.[IMG_0007]

Пошли старые песни. Это сразу видно по публике, которая радостной гурьбой поет вместе с артистом. Где-то вдалеке с глупым выражением лица человека, не знающего толком ни одной песни, стою я. Но пусть моим читателям меня видно не будет. Нарочная же публика в этот момент красива и хороша. Все выпили сколько хотели. Молодые люди, кто хотел, нащупали нужных барышень, и пребывают в полном кайфе, пока занятые пением барышни многое им позволяют.[IMG_0008]

Классический кадр. Бармен, парень лет 25, наливающий пиво из красивого фигурного разливочного аппарата, позабыл о своем ремесле. Пиво через край течет по его руке, а он огромными светлыми глазами смотрит на сцену. Что-то такое он там услышал,  что остолбенело замер. Миг спустя он очнется, и белой тряпкой испраывит свою ошибку. Но в эту отсановившуюся секунду в его лице читается Колумб, увидивший на горизонте землю, не меньше.[IMG_0009]

Композиция повторяет самое первое фото. Тольк отеперь танцзал выбросил кверху руки, повскакивали даже обитатели столиков. А музыканты кланяются. Уже дважды они уходити со сцены, дважды были вызваны на бис, и теперь каждому ясно, что это финал. Перед нами порследний на сегодня порыв овации. Гитарист влез на стульчик. Виолончелист встал впереди всех и картинно раскланивается. На спину Арефьевой надеты крылья. За два последних биса они круто сползли  влево. Толкаясь с виолончелистом, она хохочет, будто девчонка.[IMG_0010]

Овация стихла до разговоров. Разговоры до шагнов. Получив одежду по номеркам, публика выходит наружу. С первыми шагами одни закуривают, другие с просто глубоко вдыхают. Выдался чудесный вечер, сильно остывший за время концерта. Он еще хорош для ночной прогулки, и уже хорош, чтобы сидеть небольшой компанией и греть свои впечатления в кофейне у большого окна. Люди уходят, не шаря глазами, не хохоча, не крича, но задумчивыми, вежливыми и симпатичными. На них таких приятно смотреть и хочется фотографировать. Каждый с трепетом уносит на губах особоенно попавшую в него строчку. Ему на ней еще черт знает сколько бултыхаться по долгим и никудышним волнам. Нет, даже при всем этом я не люблю Арефьеву. А если и люблю, она не в числе моих главных. Но во времена, когда главным событием страны на две недели становятся выборы, слущать ее необходимо. Арефьева говорит бдольшие вещи маленькими словами. Ее песни не вылизывают лищо тупым соседским псом. Не лупят по голове соседским же перфоратором. Дождавшись приглашения, они присаживаются рядом на краешек стула.  И ждут. Мол, побеседуем, если захочешь. 

Не даром, значит, говорят: Ольга Арефьева и "Ковчег".