«Дом — это не стены»

— По профессии я — фельдшер. Работала на скорой помощи, в акушерской реанимации, а сейчас на пенсии по выслуге лет. Муж — детский врач-неонатолог. 24 года он был в Горловке заведующим отделения патологии новорожденных. Сейчас Серёжа работает в Солоницевке невропатологом, — знакомит с мужем Людмила Коротя.

Саша

Первый приёмный ребёнок в их семье появился 12 лет назад. Младенца, который родился раньше срока весом всего около двух килограммов, мать положила в чёрный пакет и оставила на автостанции. В больницу, где работал Сергей, его привезли 8 октября 2005 года.

— Я как раз был на ночном дежурстве. Малыш был очень маленький, тёмненький. Чем он меня тронул, даже не могу сказать, — вспоминает Сергей Коротя. — Пришёл домой и сказал: «Наверное, у нас уже есть сын».

— Бывает такая любовь с первого взгляда, — улыбается Людмила. — Дочки нас поддержали. Если бы Аня и Юля были против, то вряд ли мы решились на этот шаг. Нас поддержали наши родители. А вот сопротивления со стороны чиновников, которые не понимали, зачем нам это, мы не ожидали.

Людмила ушла в декрет, а когда Саша подрос, женщина смогла вернуться на работу в реанимацию — утром с ним была няня, потом помогали старшие дочки.

Богдан

Людмила вместе с другими медиками помогала с ремонтом в отделении больницы, куда поступали брошенные дети, и однажды услышала в коридоре разговор. Сестра-хозяйка отчитывала двух ребят. Маленькие хулиганы обрисовали маркерами стены. Богдану тогда было чуть больше двух лет. Мама оставила его на попечение бабушки и исчезла. Пожилая женщина привела мальчика в больницу.

Короти решили не спешить с опекой — вдруг родственники вернутся. Через полгода супруги отыскали Богдана в Краматорске в доме ребёнка. За мальчиком никто из родных так и не пришёл. 

— Богдаше было три года, когда мы оформили приёмную семью и забрали его к себе. Он старше Саши всего на 5 месяцев. В первые дни была идиллия. Саша обнимал Богдана, играл, а потом у него была реакция — ну, забирайте его, я уже наигрался, отвозите... Богданчик был поменьше, чем Саша, и мы надели на него пижаму, из которой Санька уже вырос. Помню, как он Богдана из этих штанов вытряхнул, сам в них влез, а полпопы выглядывает, — смеётся мама. — Всё было — и играли вместе, и дрались.

Надя

Надя родилась с заячьей губой. Родственники не спешили делать девочке операцию, чтобы исправить этот порок, наоборот заставляли её просить милостыню, «помогать бабушке зарабатывать на хлебушек». Родителей лишили родительских прав. В 2009-м, когда Наде было пять лет, служба по делам детей предложила Коротям взять её под опеку. 

— Я понимала, что ребёнком надо заниматься, а у нас ещё двое мальчиков маленьких, поэтому вначале мы не соглашались её брать. К тому же мы жили вшестером в двухкомнатной квартире, я работала, — вспоминает Людмила. — Надя заболела бронхитом и попала на осмотр к Сергею. Потом мы все вместе ездили её проведывать. Вернулись и решили: она — наша, давайте забирать. 

Пока шло оформление документов, многодетная семья переехала в новое жильё. Его предоставляли тем, кто хотел взять детей под опеку, но жилплощадь не позволяла. Благотворительный проект по реконструкции бывшего детского сада, куда заселилась семья, профинансировала состоятельная американка. В квартире площадью 160 квадратных метров было всё необходимое — и бытовая техника, и мебель.  

— Надя в детстве очень любила хлеб — могла за раз полбатона съесть. Обедать же за столом для неё это была целая трагедия. Долго приучали есть ложкой из тарелки. Ей удобней было, когда в одной руке — котлета, а во второй — хлеб, — показывает трогательные семейные фотографии Сергей Коротя. — Много занимались с ортодонтами. Ринопластику делали в 7 лет. Со временем ушли бронхиты, сняли инвалидность.

Дети — почти ровесники. Надя учится в 8-м классе, Богдан — в 7-м и Саша — в 6-м.

«Мы не хотели такого будущего для своих детей»

Когда начались обстрелы Горловки и погибли люди, супруги сразу же решили вывозить детей. Старшие дочери на тот момент уже учились в Харькове. Сергей восстанавливался после тяжёлой болезни и еле ходил, поэтому эвакуацией занималась Людмила.

— Снаряды разрывались в 20 метрах от нашего дома, но мы всё-таки надеялись, что нас освободят так же быстро, как и Славянск, и дети смогут вернуться домой. Ведь Майорск, Зайцево — это фактически окраина Горловки, — объясняет Сергей.

— Лежишь в ванной на полу, голову накрыл руками и такое впечатление, что ты в поезде едешь. Это такой специфический опыт, — вспоминает Людмила. — Детей нужно не просто кормить и одевать, но и воспитывать. Прогнозируемо, кто вырастет в «ДНР», если там даже в детсадах на утренниках все в пилотках и гимнастёрках. Самая серьёзная работа проводится с подростками. Знакомые учителя рассказывают, что у них постоянные акции, встречи с боевиками — уроки проводить некогда. Официально детей не призывают на войну, но если ты сам пойдёшь, то тебе дадут автомат. Девочки с 9 по 11 класс идут в снайперы. Для них это как компьютерная игра. Мы не хотели такого будущего для своих детей.

В сентябре 2014 года Людмила отвезла детей в Черниговскую область к родителям. Школу в селе закрыли, и чтобы добраться к ближайшей, дедушка запрягал лошадь, усаживал детей на подводу, и так два километра — до школьного автобуса. Через месяц разлуки с детьми семья начала обдумывать план воссоединения. Главной проблемой было жильё. 

В Солоницевку семью пригласили друзья знакомых — однажды Короти останавливались у них переночевать, когда старшая дочь Аня поступала в Харькове в университет. Узнав о ситуации, в которой оказались жители Горловки, они дали семье ключи от однокомнатной квартиры.

— Вы не представляете, как мы обрадовались. У нас главный приоритет — дети. В Горловке ребята помимо школы занимались народными танцами, пели в вокальной студии, ходили на рисование. В селе никаких кружков не было. Дети скучали по тому образу жизни, который у них был в городе, — объясняет мама. — Сейчас они учатся в коллегиуме. Их там очень хорошо приняли. 

— Ребята талантливые, но к каждому нужен свой подход. Богдану всё легко даётся, но с ним нужно быть построже. Саша берёт усидчивостью и исполнительностью. Надя требует пристального внимания время от времени, — рассуждает отец.

После переезда Сергей долго не мог найти работу по специальности. Выручил сертификат детского невролога. Мужчина устроился на вакантное место, но ему приходилось мотаться по трём населённым пунктам. В Дергачёвской райадминистрации обратили внимание, что Сергей ходит с тростью, и предложили работу в Солоницевке, ближе к дому.

— Здесь такая концентрация хороших людей, что даже передать сложно. Я очень доволен коллективом — хорошо приняли, стараются поддерживать не только по работе. Теперь я даже не знаю — хотел бы я вернуться туда, где проработал более 20 лет, — говорит Сергей. — Немного занимаюсь волонтёрством. Принимаю в Коротиче мам, которые оказались в сложных жизненных обстоятельствах, и живут в кризисном центре.

В июне 2017-го супруги с детьми переехали в трёхкомнатную квартиру. «Знакомые, которые стали уже друзьями, сказали: «Переходите в нашу квартиру и живите». Всё нам оставили, а сами переехали в квартиру своих детей, которые уехали работать за рубеж, — Людмила плачет. — После 2014 года я поняла, почему люди борются за свободу и что это такое. В Горловке у Серёжи мама похоронена, а мы не можем туда поехать. Мы понимаем, что той жизни, которая у нас была, её не будет никогда.

— А от государства вы почувствовали какую-то поддержку? 

— В те структуры, куда мы обращались, нам везде старались помочь. На детей получали и получаем выплаты. С этим проблем не было, потому что в Горловке нам на руки отдали все документы. К психологу на консультацию обращались. Очень нас поддержали в областной службе по делам семьи и молодёжи, в Дергачёвской администрации. К переселенцам не везде одинаковое отношение, потому что и люди себя по-разному ведут, — считает Людмила. — Но в нашем возрасте уже тяжело бросать всё и начинать заново.

— Взяли с собой только документы и немного одежды. Что можно было ещё увезти в руках? Самая большая проблема — отсутствие собственного жилья. Объясняем детям, что дом — это не стены, а в первую очередь семья. 

Сергей и Людмила понимали: им, как переселенцам, государство может предложить разве что комнаты в модульном городке. Но этот вариант они даже не рассматривали. В таких местах, по их мнению, нет развития, и социализация никогда не произойдёт.

— Мы раньше думали, что одна капля или один ребёнок не могут глобально решить мировые проблемы, но со временем мировоззрение поменялось. Если каждый возьмёт одного или двух детей под опеку, то у нас не останется детдомов. Самая большая проблема в том, что интернаты могут дать детям игрушки, одежду, полноценное питание, но не дают самого главного — социализации. Получается, они выходят из интерната, где всё по распорядку, всё за тебя решают, совершенно не приспособленными к жизни и остаются с проблемами один на один. Любому ребёнку нужна семья, — уверены супруги.

Всю беседу ребята скромничают. Сидят плечом к плечу на диване и радуются каникулам. Мальчишки занимаются спортом — настольным теннисом и плаваньем. 

Надя рисует и ухаживает за хомячком Мирой и улиткой Карлсоном. 

— Приезжайте к нам летом в гости, здесь у нас очень красиво и весело, — приглашают ребята, прижимаясь к родителям в прихожей.

Сейчас они будут обедать. Саша уже побежал за большой кастрюлей борща. 

***

По официальным данным на конец 2017 года, в Харьковской области проживают 4311 детей, которые имеют статус сирот и социальных сирот (родители лишены родительских прав).

— Из них на полном содержании у государства в специализированных учреждениях находятся 197 ребят. Это не обязательно могут быть интернаты или детдома, но и учебные учреждения, — объясняет начальник службы по делам детей облгосадминистрации Ольга Шевченко.

Сотрудники службы стараются, чтобы ребёнок попал в семью — был усыновлён, устроен под опеку, определён в приёмную семью или детский дом семейного типа. В прошлом году в Харьковской области усыновили 116 детей, из них 15 человек уехали с родителями-иностранцами жить за рубеж.

Под опекой в Харьковской области находится 3020 детей. Приёмных семей в регионе — 302. В них воспитываются 568 детей. Детских домов семейного типа, в которых подрастают 648 ребят, 96.

— Проживают у нас и 110 детей со статусом ВПЛ. Большинство из них — 76 человек — переехали сюда со своими опекунами. Из-за военного конфликта в наш регион переселились и четыре приёмных семьи, которые были созданы на территории Донецкой и Луганской областей. В этих семьях воспитываются шестеро детей, — приводит данные статистики Шевченко. — Еще двое деток-ВПЛ из дома ребёнка «Зелёный гай», приехавшие из Луганска, были устроены в наши приёмные семьи.

Дети-переселенцы живут и в специализированных учреждениях. В домах ребёнка остаются 23 ребёнка из Донецкой области. Причём не все из них получили статус сироты. У тех, чья семья оказалась в сложной жизненной ситуации, — родители пока не лишены родительских прав. В учреждениях соцзащиты также находятся трое детей с инвалидностью из Крыма.

— Приёмным семьям из зоны АТО наши специалисты в первую очередь помогали с оформлением документов, чтобы они получали все положенные им льготы и выплаты, — говорит руководитель областной службы по делам детей.

Государство поддерживает финансово приёмные семьи и детские дома семейного типа, но эта помощь не настолько велика, как иногда считают. 

— На ребенка до 6 лет с 1 декабря родители получают 2984 гривен, а на детей от 6 до 18 лет — 3720. Также родителям выплачивают денежное обеспечение за то, что они взяли на себя функцию государства по воспитанию детей — это 35% от помощи на ребёнка, — отмечает Ольга Шевченко. — Но есть ограничение — эта сумма не должна превышать пять прожиточных минимумов для детских домов семейного типа (максимально — это 8800 грн) и 1,5 прожиточных минимума для приемных семей (максимально — 2526 грн).

Фото: Павел Пахоменко