Наперекор и вопреки

«Я владею краской, а не она мной. Только так и надо жить.
Не судьба владеет человеком, а человек судьбой»
Д.Дидоренко

Невозможное – возможно. Чудесам есть место в этом мире. Все в твоих руках.
Примерно так можно описать ощущения, которые испытывали посетители выставки, проходившей с 5 по 25 февраля в залах Харьковской областной художественной галереи. Здесь были представлены более 50 работ, большинство из которых Дмитрий Дидоренко создал после полной потери зрения…

Это случилось в июле 1991 года, когда будучи участником экспедиции, занимавшейся поиском и погребением останков солдат, погибших во II-й Мировой войне, студент Харьковской государственной академии дизайна и искусств Дмитрий Дидоренко подорвался на немецкой мине. В результате - тяжелые ранения, контузия – и утрата зрения.

Можно долго рассуждать о том, какое испытание приготовила судьба молодому парню. Но что на самом деле пришлось пережить – знает только он сам. А нам лишь остается поражаться его стойкости, рассматривая картины, полные жизни, мудрости и любви. Его графические серии «Слово о полку Игореве», «Желание», «Житель планеты Ди» говорят о том, что сам «Ди» потерял зрение в привычном нам смысле. Но он видит – сердцем. Или, как он сам говорит, «внутренним зрением, которым обладает каждый человек».

О том, как невозможное становится возможным – в интервью, для которого Дима любезно выделил время.

- Дим, первый вопрос: но, черт возьми, как?! Как создаются картины? В выставочном пресс-релизе сказано, что ты их «конструируешь»…
- Да, правильно. Чтобы внутри себя разбудить внутреннее зрение, которым обладает каждый человек, у меня есть определенная технология, которую я создал сам. Она уникальна, аналогов в мире нет. Создал я ее не для того, чтобы просто отличаться от других или попасть в энциклопедию (в двух, правда, я уже присутствую), а просто по необходимости. Т.е. у меня не было другого выхода – и я ее создал.

Она включает в себя 2 параллельно идущих процесса: это формирование цвета и формирование композиции.

Цвет я формирую методом расфасовывания пигмента краски по баночкам, порционно – для этого у меня есть специальные порционные ложки. В зависимости от того, большой или малый объем мне нужен, я фасую по дюжине оттенков одного цвета – и таких дюжин у меня до 80. Т.е. у меня где-то 800-1000 оттенков, которыми я формирую пространство. Вот эти баночки, которые получены из одной порции, я могу перемешивать между собой до 4 раз, пока я еще понимаю, что с цветом происходит… Я его вижу… Ну, внутренним зрением… Больше 4 замесов не делаю, могу запутаться… Вот, с цветом я так решаю вопрос.

Наношу краску поролоном, в 2-3 слоя. Параллельно с этим процессом идет формирование композиции на планшете. На нем по краям есть так называемый «гурт», как на монете, ребристый такой. К нему я подклеиваю полосочки бумаги из плотного ватмана – и на эти полосочки наклеиваю сложную систему бумажных лекал, которые я вырезаю сам – резаком, ножницами… Потом «выставляю» все это уже на самой композиции, шилом, не прокалывая картон, на котором, собственно, рисую – чтобы точку свою точно найти…Все это в памяти у меня держится. Самих инструментов для создания композиции у меня - всего-то ножницы, шило, клей ПВА и ватман.

Краску наношу в окошечки, площадью от 1 на 1 мм до двух спичечных коробков – в зависимости от того, как сформированы лекала. По мере того, как я выстраиваю картину, ненужные лекала я срываю, на их место подклеиваю другие… Т.е. лекала у меня все идут в расход, они одноразовые – и на них остается очень большой объем краски. Картина может «съесть» ее до 8 кг, при этом листов ватмана уходит где-то около 100…

- Сколько времени все это занимает?
- От 100 до 400 рабочих часов. Если картина загруженная – дробная, панорамная, с городским пейзажем, богатым по цвету, то можно и в 400 часов не уложиться. Если простейший какой-то сюжетик, незатейливый – и в 100 часов можно уместиться. Но в последнее время меньше 150 часов не получалось. В общем, она достаточно трудоемкая, эта процессия… Но моя задача – чтобы у зрителя ни привкуса крови на языке не осталось, ни запаха пота, ни боли на картине не было. Т.е. все это должно уйти в таз с водой, в котором я мою поролон, кисти, тряпку, которой руки вытираю... На картине должен быть только позитив, только мои лучшие впечатления. Зрителя нельзя наказывать своими комплексами, психотравмами… Это все должно выйти мимо картины.

Для многих наступает время, когда начинают жить воспоминаниями. И не очень много тех минут и месяцев счастья, равновесия. Можно заказать и оплатить комфорт. Можно это сделать для группы. Но нельзя спланировать радость счастливых мгновений, даже для самого себя. Как угадать где-то утро или вечер. А пока на улице полярная ночь или суетливый бесконечный день…
Любящий не зная кого прогуливается по безмолвным переулкам памяти в поисках утешения. И чтобы позже из этих переулков выстраивались мерцающие города, нужно двигаться. Делать это смело, в образе творца, не оглядываясь на свои возможности. Ведь их трудно объединять с человеком, которого рядом скоро может не быть.
Самолет поет свою песенку. Его крылья – наши, любви. Стюарды возят завтраки и мы таковыми друг друга не кормим.
Ди

- Одно из сильнейших впечатлений – это сочетание картины и эссе, которыми ты сопровождаешь свои работы. Как пришла идея сопровождать картину текстом – и когда появляется эссе: до того, как ты приступишь к картине, или после?
- Как правило эссе – это некое вступление к картине, потому что в 93-м году я как-то был на одной из своих выставок и присоединился к группе, которую сопровождал искусствовед. Видимо, он со мной не был знаком, и совершенно спокойно, как говорится, «наотмашь», рассказывал группе - и мне в том числе – что художник хотел сказать этой картиной (смеется). И когда я это послушал, просто в ужас пришел! Потому что вот то, что она говорила, я точно не хотел сказать. Тогда я понял, что картина всего год живет, но о ней уже есть определенное мнение. Я понимаю, что для искусствоведов, для биографов это очень сытный кусок хлеба, понимаю, что отнимаю его – и у них больше не будет «базара» на 100 лет, мол, вот он рядом с Христом стоял, или это вовсе не Христос, а Иоанн-Креститель – и все об этом спорят: а что у них под ногами? Змея? Или корень дерева? Ну и т.д.

А представьте, что человек не может ни фамилию [художника] найти, ни где он жил, ни при каких обстоятельствах… Вы представьте: наступят времена, когда на третичном или четвертичном рынке покупатель может попросту не знать, что картина написана без зрения! Поэтому я перед тем, как садиться за картину, на обратной стороне – картона в данном случае – пишу аннотацию, от руки. Адрес свой, и, допустим, «355 картина после потери зрения». Чтобы человек хотя бы задумался, какой этап пройден, что за этой фразой стоит.

Сижу в тени инжирового садика на бывалом стуле из татарского чулана и тереблю хвостик удачи. Думаю дернуть или покрепче ухватиться под основание. А отвлекает от нехитрых размышлений зрелище. Да. Для меня ползущая тень на теплой стене от прислоненной усталой и пьяной амфоры любопытнее. Ведь это здесь и сейчас. А над этим этюдом лениво поглаживают теплый воздух отпуска полосатые парашюты. Сонные купола тентов легких, светлых крыш. Осталось услышать музыку. Нет, не за оградкой у волнореза. Здесь, тут. Шелест щедрых деревьев, чириканье наглых воробьев и рысканье жадного ветра, голод утоляющего шумом море. Хорошо участвовать в этом зрителем. От режиссерства отдохну
Ди

- Давай отступим от техники дела. Скажи, а что лично тебе ближе: шелест ветра, шум моря или может быть гул города?
- (улыбается) В разное время – по-разному. Я люблю все равномерно, это как 3 основных цвета: желтый, красный и синий. Выбрать какой-то определенный – невозможно.

- А любимое время года есть?
- Да, вот любимое время года точно есть. Для меня любимое время года – это весна. Я чувствую себя на подъеме где-то с середины мая и до середины июня. Вот от этого времени я просто… Более того, если в личной жизни у меня в этот период есть девушка, которая этого не знает, не понимает или отсутствует где-то, то она меня может потерять. Потому что я могу просто не простить такие вещи. Мне в этот период нужно быть на улице, нужно перемещаться туда, куда мне надо, нужны какие-то такие вещи… Ну вот, например, когда соловьи прилетают, гнезда вьют и поют, какие они замечательные. А после 15 июня остаются в основном холостяки, которые ни лицом, ни песней, ни гнездом не вышли – в прошлом году таких до 20-го числа было много… Мне, например, это интересно и я хочу их послушать, потому что их песни очень грустные, печальные такие… Если девушка этого не понимает, если для нее это как музон, который можно на мобильник скачать – то пусть это будет, как говорится, отдельно для меня.

- А что может заставить немедленно сесть за картину? Есть вообще что-то такое?
- Надо подумать… Азарт, конечно азарт. Однозначно. Он может формироваться доходом - допустим, за картину дают 4 цены. Но жадность тут ни причем – дело в азарте. Такой же азарт может наступить, если… Вот тут есть картина «Лоскутный домик». Я уже собирался «Фантазерку» рисовать – и вдруг, перед сном, она мне увиделась. Я до утра не мог соображать! Т.е. я заснул, проснулся – и с утра сел рисовать, потому что он («Лоскутный Домик» - прим. ред.) ворвался в мою жизнь не спросясь. Это не рыночная картина, но азарт был аналогичный. Ну, и, кстати говоря, она буквально «со стола» ушла…

Старый платяной с зеркалом отражающий в полумраке наш вечер.
Терпковато пахнет старинным буфетом. Засыпают «ходики» сорок седьмого, на стене в углу возле «Левитана». А в маленькой, с «Брехунами на охоте» Перова – я. Утопающий в перине, награжден просмотром «Штирлица».

Но я еще того не знаю. Мама-то далеко. Завтра новый и для меня трудный? Да нет, не трудный день.
Ди

- Скажи, а есть картина, создание которой принесло тебе наибольшее удовольствие? Есть самая любимая?
- Честно говоря, мне удовольствие приносят только те картины, которые мне не трудно даются. Такие, легенькие картины, без многофигурной композиции, без городского пейзажа очень сложного… Потому что когда картина сложная композиционно, с тенями какими-то невероятными, в движении… Бывает, что долго надо сосредоточиваться, чтобы не потерять нить. А так, чтоб «моя любимая картина»… Бывает, что легко «сходит» картина, я ее в течении 2 недель делаю, но так, чтоб «любимая»… Такого нет.

-Твои картины буквально излучают любовь к жизни – и наводят на размышления. Что бы ты хотел сказать тем, кому сейчас не хватает оптимизма или просто времени для того, чтобы подумать над тем, как и для чего живет человек?
- Ну, в вопросе, собственно, и кроется ответ. Надо находить время для всего, для отдыха… Отдых ведь есть не только физический – выспаться, например. Должна быть экология души. Т.е. душа должна принимать душ, грубо говоря (смеется). Поваляться на диване, погреться на солнышке, как пенсионер - это тоже иногда нужно. Но если кроме этого у человека в жизни ничего не происходит – тогда нужно задуматься: может пора поднять задницу и что-то сделать? А рецепта для всех и каждого у меня нет. Есть общепризнанные слова: дорогу осилит идущий. Это такое обобщение. А в деталях – нет двери, служебного входа, блатного коридора, в котором тебе скажут, где лежат деньги, репутация… Ничего этого нет, это предрассудки, которые иногда мешают думать. И если кто-то чего-то добился – нужно понимать, что это очень сложный путь был. Но не надо его бояться, не надо бояться идти медленно – надо бояться стоять на месте. Я, например, стараюсь каждый год делать шаг вперед. В прошлом году, например, была поездка в Италию, в 2 журналах был напечатан, плюс я сохранил в кризис доход более-менее в своих очертаниях… Вот, в этом году выставку уже провел. А в общем, каждый день складывается из пустяков. Вот сегодня приеду с выставки, не будет сил садиться за работу. Но после ужина надо найти в себе силы – и пару часиков, но порисовать.
И тогда все будет хорошо

P.S. В газетах писали, что мина взорвалась у Димы в руках. Но с руками у него полный порядок, в чем могли убедиться посетители выставки. Его несколько раз женили, «топили» в водке – а он только улыбается и говорит «если кто-то на этом заработал свои 100 гривен – ну, на здоровье.». Неудивительно, что после интервью мне вспомнились слова Б.Пастернака: «…художник по своей сути оптимистичен. Оптимистична сущность творчества. Даже когда пишешь вещи трагические, ты должен писать сильно, а уныние и размазня не рождают произведения силы…».

Это о нем. О том, кто продолжает рисовать – наперекор и вопреки.

Я сердечно благодарен маме Дмитрия Дидоренко за помощь в организации интервью.