Он искажал изображение, спонтанно терял настройки, не слушался пульта, а когда пульт сломался, переключать каналы и регулировать громкость звука стало слишком неудобно. Жена спросила меня, собираюсь ли я вынести его из дому – я ответил вопросом, есть ли у нас в квартире лишнее место для хранения ненужного телевизора. Она согласилась: места нет. Было довольно странно видеть привычный, в какой-то степени родной предмет на земле возле мусорного бака. Но ничего не поделаешь – в жизни любой системы, не только устройства для приема телесигнала, может настать момент, когда легче выбросить, чем пытаться подлатать и починить.
В последнее время меня преследует ощущение, что именно такой момент настал в истории отечественной журналистики.
От души потрудившись во благо кандидатов на протяжении избирательной кампании, в день Х она сменила цинично-сосредоточенное выражение лица на испуганно-угнетенное. Всматриваясь в картинку из ЦИК, где столбик Януковича на диаграмме возвышается над столбиком Тимошенко, она растерянно кусает губы, вопрошая: ой-ой-ой, что же с нами теперь будет? Наблюдая своих «пап»-олигархов, прибывших поздравить победителя в ночь выборов, она уже воображает, что власть теперь придется любить не только в предвыборные месяцы, а все время. Освежая в памяти подзабытые с 2004 года навыки абсолютного послушания, разминает позвоночник, чтоб не так мучительно больно было прогибаться, когда поступят указания сверху, пугающие и долгожданные. И, что характерно, все то же самое она переживала бы, если бы столбики кандидатов поменялись местами…
Может быть, это обещание Анны Герман вернуть в политику экс-депутата Олега Калашникова, появившегося недавно на сцене одного из агитационных митингов Партии регионов, так подействовало на журналистское сообщество, заставив плюхнуться на колени: «пожалуйста, только не бейте»? Коллеги, высказывающие апокалиптические прогнозы, находят основания для сравнения пришедшей к власти команды с Брежневым, Путиным, Лукашенко и даже Геббельсом. При этом ни тайного источника могущества, которое позволит новому президенту и его соратникам властвовать над прессой, ни конкретных механизмов установления тотального контроля и порабощения никто не называет, однако в способности Януковича достичь этой цели в кратчайшие сроки сомнений нет. Так же, как и превратить Украину в зону, ликвидировать украинский язык, провозгласить гимном Украины «Владимирский централ» и разместить Черноморский флот России в устье речки Лыбедь…
Готовность нашей журналистики безоговорочно сдать все позиции, завоеванные пять лет назад, напоминают потешную историю захвата итальянского островка Лампедузы британскими летчиками в 1943 году. Когда военный самолет, у которого кончилось горючее, вынужденно сел на аэродроме враждебного острова, его команду, состоящую из трех человек, встретили итальянцы с белым флагом, изъявив желание немедленно капитулировать. Пилот, сержант Коэн, потребовал от командования гарнизона подписать акт капитуляции, заправил самолет и увез документ на британскую базу на Мальте. Гарнизон Лампедузы насчитывал 4300 итальянских военных…
Так называемая «четвертая власть» Украины подписала свой акт о капитуляции еще до выборов, решив, что сопротивление бесполезно, и «закручивание гаек» неотвратимо. Она не просто превратилась из самостоятельной и влиятельной силы в зависимое орудие, но и окончательно осознала себя таковым. В нынешнем своем состоянии она более не способна влиять и контролировать, а может лишь выступать инструментом чьего-то влияния или контроля, а чаще – манипуляций и давления. Подобно гарнизону маленького островка, она давно забыла смысл своей войны и с облегчением сдается в плен. Плен, как официально бесправное и зависимое положение, спасает от необходимости принимать решения, совершать поступки, придерживаться принципов, сохранять лицо. Он очень удобен.
Вы спросите, не слишком ли я тороплюсь ставить крест на нынешней журналистике как несостоявшейся? Отнюдь. За эти годы предпринято множество попыток все исправить. Увы, препятствием становилось не так сопротивление «угнетателей» - менеджмента и собственников медиа, - как непонимание и отчужденное отношение самих коллег. Индивидуальные случаи журналистского сопротивления вызывали у них раздражение, а неудачи – злорадство. Большинство попытавшихся оказывать сопротивление и призывать к этому других превратилось в «независимых», то есть не пользующихся спросом на коммерческом рынке, журналистов. А сколько было кампаний, петиций, деклараций и призывов не продаваться, не предавать идеалы и принципы профессии! Со временем мы встречали имена тех, чьи подписи стояли под этими документами, в титрах очередного заказного сюжета. Нынче стало еще удобнее – заказуха выходит без подписи, поэтому все это делают как бы «не они».
Нужна ли нам ведомая журналистика, утратившая свою волю, инициативу, в общем – свою душу, журналистика – живой труп?
Она, конечно же, никуда не денется: благодаря щедрым хозяйским вливаниям и инерционной привязанности аудитории, еще долго будет властвовать над массами, донося до них выхолощенные и отфильтрованные, развлекательно-шокирующие – с целью отвлечь от анализа серьезных вещей - новости. Однако обслуживать общество (а не народонаселение), удовлетворять информационные нужды граждан она уже не в состоянии. А это значит, что думающая аудитория будет искать, - и, собственно, уже ищет, - другие источники информации.
«Возможно, теперь нам и нашим коллегам стоит направить свои усилия на то, чтобы некая «параллельная среда» была создана и для более-менее широкого потребителя информации – во всяком случае, способного к рефлексии, склонного к анализу, а соответственно – являющегося своеобразным «лидером мнений» в своем окружении? Такую параллельную среду можно конструировать, создавая, с одной стороны, пространство качественной информации в новых медиа. Блоги, небольшие сайты, форумы, возможно, небольшие радиостанции свободны от влияния как политиков, так и больших инвесторов», - писала шеф-редактор «Телекритики» Наталья Лигачёва более года назад. В то время страна пребывала в фазе межвыборного затишья: и заказных материалов в медиа было не так уж много, и собственники не особо вмешивались в редакционную политику, и серьезных медийных спецопераций наподобие «свиного гриппа» и «дела педофилов» не наблюдалось. Сегодня, оглядываясь на прошедшую президентскую кампанию, слово «возможно» следует отбросить, и с уверенностью сказать: создание и развитие новой журналистики необходимо. Иначе, если массовые коммерческие СМИ останутся главным и безальтернативным источником информации, общество в скором времени превратится в такого же зомби, каковым ныне является журналистика.
Однако не стоит тешить себя иллюзиями по поводу того, что новая журналистика сама возникнет на базе блогосферы, «гражданской журналистики» и тому подобных преимущественно любительских проявлений в новых медиа. К пребольшому сожалению, множество случаев, когда именно блогосфера являлась «питательным бульоном» для возникновения и распространения вредоносных политических медиавирусов, убеждают нас в том, что надеяться на это преждевременно. К примеру, новость о том, что в ялтинском зоопарке была якобы отравлена Тигрюля (тигрёнок – символ избирательной кампании Юлии Тимошенко), распространялась как факт сотнями блоггеров, не переставших тиражировать утку даже после ее официального опровержения. Происходящее же в блогосфере и на других открытых интернет-трибунах после выборов, - охота на ведьм-«противсехов», безумное шельмование инакомыслящих, упадочничество, нагнетание истерии и распространение фантазий по поводу последствий победы Януковича, - свидетельствует о том, что среда web 2.0 пока что является платформой для раздора, а не единения.
Для того, чтобы новая журналистика стала настоящей альтернативой старой, начала конкурировать и в отдаленной перспективе заменила зомби-журналистику, она должна быть инновационной, использовать весь арсенал возможностей новых медиа, но в то же время превосходить массовую профессионализмом и адекватностью. Это значит, что в ее основе должен лежать труд высокопрофессиональных журналистов, - причем, по крайней мере, на первых порах труд самоотверженный. Ведь создание качественного независимого продукта требует немалых усилий, а по уровню доходов альтернативная журналистика несравнима с дотационной массовой.
Среди существующих украинских медиа есть яркие примеры самодостаточных уважаемых изданий, не входящих в олигархические холдинги, не получающие дотаций и живущих за счет рекламы или подписки: «Украинская правда», «Зеркало недели», некоторые региональные радиостанции и телеканалы. Их путь к безубыточности, а потом и прибыльности, был непростым и долгим, и лежал через формирование репутации (для массовых медиа это слово нынче стало пустым звуком). Конечно, далеко не каждому проекту светит повторить их успех, но пример этих проектов является наглядным подтверждением перспективности этого направления.
Чтоб двигаться к новой журналистике, придется на время забыть о понимании медиа исключительно как бизнеса, поскольку, увы, на медийном рынке царят нездоровые принципы конкуренции и отсутствует культура медиасобственности. Ярким примером того, что представляет собой нынешний подход к медиа как бизнесу, был разговор с главным редактором одной из львовских газет, объяснявшим, почему его издание неспособно отказаться от нелегальных (джинсовых) доходов. По его словам, инвестор, - один из ведущих предпринимателей региона, - дал газете два года для того, чтобы стать прибыльной; полтора года уже прошли, и издание заметили на местном рынке, но кризис многократно уменьшил поток коммерческой рекламы, поэтому, мол, приходится крутиться. Если же через полгода газета не начнет зарабатывать, ее придется закрыть. На вопрос, почему инвестор считает, - а главный редактор и миноритарный акционер с этим соглашается! – что для превращения нового издания на высококонкурентном рынке в условиях кризиса в прибыльный проект достаточно два года, мой собеседник со смехом ответил, что от других требуют уложиться в два месяца… Медиасобственники действуют подобно животноводу, стремящемуся выдоить из коровы по литру молока на каждый килограмм съеденного корма, независимо от того, какого пола животное. Они не понимают и не хотят понимать, что прибыльность СМИ, в отличие от прибыльности базарного лотка, прямо зависит от репутации, которая формируется годами. А теряется - в один миг…
Это не значит, что новая журналистика будет формироваться в полном отрыве от бизнеса: прекрасно, если найдутся сознательные, мыслящие по-современному деловые люди, понимающие, что финансирование качественного медиапроекта без вмешательства в его редакционную политику и «барщины» – это не милостыня, а инвестиция в собственную репутацию. Однако в большей мере следует надеяться на собственные силы, экономные технологические решения и на то, что в будущем крен потребительских предпочтений сместится из области «дешево и вкусно» в область «качественно и правдиво». Тогда настоящую информацию начнут ценить и покупать, а изготовленный на подачки олигархов эрзац перестанет пользоваться спросом.
Главное – понимать, что, хотя постепенное создание качественной журналистской альтернативы грозит нам длительным пребыванием вне зоны комфорта, другого выхода просто нет. Коммерческий массовый мейнстрим все чаще обходится без профессиональных журналистов вообще, используя контент производства политических штабов, пиар-агентств, отделов рекламы и других кустарных источников. Те, кто еще надеется переждать нехороший период, оставаясь на теплом высокооплачиваемом месте, дождется того дня, когда будет выброшен оттуда за ненадобностью вместе со всей журналистикой, место которой займет ответвление рекламной индустрии. Посему строительство запасного аэродрома – единственный способ остаться в профессии. Если, конечно, мы этого хотим.
…Новый телевизор, конечно, влетел мне в копеечку. Пришлось хорошенько повозиться, разбираясь с инструкцией и меню, долго настраивать вручную каналы, привыкать к пульту дистанционного управления. Зато теперь у меня есть прибор, способный служить телевизором, а не пылесборником и подставкой для кактуса.
Отар Довженко, «Телекритика», для «МедиаПорта»
