Что же касается сборника прозы Олега Коцарева «Невероятная история правления Хлорофитума Первого», которая недавно вышла в издательстве «Смолоскип», волноваться не приходилось – бессюжетностью не страдают даже стихи харьковского поэта, которые часто напоминают «заверлиброванные» рассказы. Впрочем, когда волшебный флер верлибра спадает…
Первые впечатления от малой прозы Коцарева разочаровывают: она кажется суховатой по сравнению с поэзией, меткие метафоры и сравнения не составляют полностью полотно текста, а украшают его то там то сям, как стразики :). Первый рассказ, который дал название сборнику, производит впечатление примитивной политической сатиры. И только профессиональный нюх, который основан на убеждении, что с примитивизмом в истории литературы не все так просто, заставляет читать дальше (кстати, завидую я людям, которые начинают читать книжку со средины или с конца…).
Итак, сборник не отличается монолитной целостностью. Определенную его часть составляют абсурдистские произведения, которые больше всего напоминают короткие рассказы Хармса. Такими являются, например, «Женщина с шампуром» или «Джон и крайний правый сегмент», которые будто сознательно подтверждают хармсовский тезис о том, что интересны только вещи, не имеющие смысла.
Алогизм, гротеск и абсурд как главные художественные приемы вообще отмечают творчество двухтысячников, которые пользуются ими с большей или меньшей долей успешности (вспомним хотя бы неудачную попытку пародии на готическую новеллу Дмытра Стусенко или первую и пока что единственную удобочитаемую книжку Артема Чеха «Кыня»). Как и их коллеги первых десятилетий ХХ века, современные молодые авторы ищут новые творческие методы, и такая литература безусловно найдет своих читателей. Одно «но»: после «абсурдистских» упражнений Олега Коцарева вам, дорогие читатели, может стать страшно ездить в общественном транспорте :).
«Транспортные» образы (чаще всего это трамвай, троллейбус, поезд, метро) действительно являются одними из самых популярных в текстах сборника. Транспорт может быть местом для развития действия в целом или отдельного, но, безусловно, значимого для жизни персонажа, эпизода. Так, например, новелла «Депо на Лыбидской» рассказывает нам о девушке Лине, которая пошла в супермаркет за сигаретами, и ее затянул в трамвай одетый в синее мужчина, после чего девушка родила… воробья. С тех пор Лина начала регулярно кататься в трамвае с мужчиной по фамилии Вишневецкий и рожать воробьев, которые поселялись потом в бывшем депо на Лыбидской.
Собственно, роль трамвая как средства коммуникации между реальным и ирреальным миром здесь очевидна, но в то же время транспорт приобретает и собственное метафорическое значение, воссоздавая действительность с помощью гротеска. Наиболее красноречиво это показано в рассказе «Трамвайный инцидент», где кондукторша оказывается закрытой в вагоне с толпой агрессивных сумасшедших, которые, впрочем, при ближайшем рассмотрении очень напоминают тех пассажиров, с которыми мы каждое утро добираемся на работу :).
Правда, автор в основном пытается снимать драматическое обострение фабулы счастливой развязкой: например, когда персонажа рассказа «Изменения в расписании» ирреальные милиционеры закрывают в электричке, а потом заставляют драить вагоны поездов, ему все-таки удается убежать: «Ноги мои в воде, и я вижу, как на некрасивых волосках моих красивых пальцев появляются золотые точки», – так трогательно выглядит финал этой сказки об инициации.
Коцарев не злоупотребляет черным юмором, не играет с исчезновениями и смертями, сопровождая этот процесс циничным смешком, почти не живописует физиологические подробности. Есть в книжке группа рассказов, которые находятся на грани с реализмом, хотя реальность в них приобретает черты абсурда. Автор балансирует между правдоподобными выдумками, сплошным авангардом («Жирная китайская буква») и реализмом – пронзительно откровенным, как в «Микроохоте на озере» (о родителях, разводе, детских травмах), и добродушно-ироничным, как в «Нашатырном спирте» или «Моем первом рок-фестивале…». Последние рассказы – автобиографические, в них мы узнаем привычную обстановку школы или реальных харьковских районов, которые так хорошо воссоздавались в коцаревской поэзии, лаконической и выразительной. Эти черты сохраняются и в рассказах.
Элементы фантастики и склонность к афористичности неминуемо сближают прозу Коцарева с жанром сказки – вспомним, кстати, что те же Хармс и Введенский в свое время мигрировали в детскую литературу, лишенные возможности продолжать формалистические эксперименты. Отдельные алогизмы Коцарева вроде «вскоре выздоровел и вышел во двор Андрей – он тоже вырос, повзрослел за время болезни и был в бело-зеленой рубашке» или «ее квалификация вызывает сомнения, зато она нимфоманка», похожи на детские нескладушки из разряда «по стене ползет кирпич» или стишков о маленьком мальчике. Фито-сказка (авторское жанровое определение) «Соломия и миртовый садик», а также «Пошики. Хорошая динамичная пьеса по мотивам текста «Собор» О. Гончара» – это постмодернистический микс театра абсурда, волшебных сказок и развенчанного реализма.
Кажется, рано или поздно к своему статусу поэта и прозаика Олег Коцарев добавит еще определение «детский писатель» – и будет у нас свой собственный харьковский сказочник, который, возможно, расколдует городские трамваи и троллейбусы :).
Олег Коцарев. Неймовірна історія правління Хлорофітума Першого. Пригодницькі повідомлення. – К.: Смолоскип, 2009.
