И это все происходит, думаю, оттого,
что люди воображают, будто человеческий мозг находится в голове;
совсем нет: он приносится ветром со стороны Каспийского моря.
Н. Гоголь, «Записки сумасшедшего»
«Русский театр Нюрнберг» прорывался в Украину сквозь тернии: Госкомитет по делам молодежи, сославшись на кризис, ненавязчиво ушел от обязательств организации гастролей, зато Международный благотворительный фонд Фельдмана позаботился о юной поросли – и вуаля, спектакль «MADMAN» по «Запискам сумасшедшего» Николая Гоголя в нашем городе и полный зал молодых театралов в наличии.
Режиссер театра «Нюрнберг» Дмитрий Вассерблай в интервью перед спектаклем счел необходимым предупредить, что постановка сложная и вести на нее детей не стоит (интересно было бы посмотреть на родителей, ведущих детей на «Записки…»), а также поделился подробностями творческой кухни: задумывая «нормальный» текстовый спектакль, участники труппы в процессе обнаружили, что слова Гоголя слишком объемные для передачи только текстом, и… решили отказаться от слов. В результате «MADMAN» на 98 % представляет собой пантомиму, и надо сказать, что лично я бы убрала и эти два процента: издаваемое актерами «кукареку», которым они «будят» главного персонажа, звучит слишком душераздирающе, впрочем, как и их пение, хотя пение, конечно, так и должно было звучать, ведь чем ужасней какофония, тем глубже передаются страдания маленького человека, смиренного и униженного…
Итак, немногочисленные слова, которые остались от Гоголя – это написанные на заднике цитаты из «Записок…» и пара-тройка реплик, все остальное – пантомима, представленная в основном игрой бровями, музыка и танцы (не очень зажигательные, хотя по замыслу, вероятно, должны были), «живые картины» (непременный атрибут постмодернистского театра по Лиотару), и минимальное количество антуража – так воплощается попытка создания ирреального, абсурдного мира, враждебного человеку. Собственно, это именно тот случай, когда в постановке все на месте и зритель прекрасно понимает, что хотел сказать аффтар (в данном случае режиссер), если он (зритель) конечно, читал аффтара (в данном случае Гоголя), но вот ощущения серьезности действа не возникает. Зал подхихикивал в тех моментах, когда закономерно было похихикать над унижением титулярного советника, влюбившегося в дочь своего начальника, и поглядывал на часы, когда дело шло к печальной развязке (коронация в императоры Испании).
Собственно, именно последние, наиболее драматичные сцены, были самыми удачными. Из неожиданного – акцентуация на роли персонажа, имевшего в «Записках…» чисто эпизодическое значение – служанки Мавры. Мавра срывает маски с персонажей, которые превращаются в мучителей Аксентия Иванова (он же король испанский Фердинанд VIII), а финальная сцена вообще решена чуть ли не в композиции Пиетты: Мавра держит на руках безжизненное тело сумасшедшего. Сцены в больнице впечатляют благодаря удачному подбору декораций: главного персонажа как будто сжимает то ли в клетке, то ли в рамках – и это весьма красноречивая иллюстрация к ответу на главный вопрос спектакля: «Как далеко способно зайти общество в своем требовании быть «нормальным», предъявляемом каждому?» Впрочем, это не единственный пункт, по которому спектакль можно назвать созвучным современности – скажем, врачи-садисты, которые у Гоголя льют пациенту на голову воду, у Вассерблая… сыплют белый порошок :).
Один из юных зрителей, выходя из театра, признался, что спектакль ему понравился, хотя половины он не понял… Что ж, прекрасный стимул перечитать классику, сумасшествие от Гоголя - действительно вневременное явление и универсальное состояние, от которого не застрахован никто… Что касается передачи этого смысла, творческий эксперимент «Русского театра Нюрнберг» можно считать безусловно удачным :).
Автор: Трофименко Татьяна
