Правда, аннотация к книге сразу предупреждает читателя о том, что «Эпизодическую память», в отличие от подавляющего большинства современной литературы, ни при каких обстоятельствах не назовешь текстом. Может, даже маркер «роман» произведению не слишком подходит»… И если настороженное отношение к понятию «текст», неразрывно связанному с практикой французских постструктуралистов, более-менее понятно (что полезного для украинца мог выдумать человек по фамилии Деррида?!), то чем не угодил маркер «роман» (сколько молодых авторов сучукрлита отдали бы ноутбуки за возможность применить это определение к своим произведениям!) становится понятно только из следующего предложения аннотации: «Это, скорее всего, реквием, отчаянная попытка берегини уберечь от небытия и заиливания давние корни рода».
Чувствуется, что традиционное жанровое деление унижает величие предлагаемого произведения, которое содержит «разговор о главном, о том, что навсегда врезается в сознание, определяя наше восприятие мира, представление о добре и зле». Типичная народническая риторика, которая могла бы отпугнуть нас от прочтения романа, если бы мы с вами не были закалены лучшими достижениями сучукрлита :).
Так вот, в романе Любови Голоты имеется традиционный набор проблем и образов добротного реалистично-просветительского романа: неприкрашенная жизнь украинского села с экскурсами в прошлое вплоть до начала ХХ века, быт отдельно взятой семьи, сложные взаимоотношения родителей и детей, неразрешимая для украинской ментальности дилемма «село и город», русификация, Чернобыль и вездесущие офицеры КГБ, которые взъелись на главную героиню (при случае отмечу, что выглядят они более убедительно, чем, скажем, в «Андреевском спуске» Владимира Дибровы).
Однако в целом роман «Эпизодическая память» не такой пафосный, как аннотация к нему :). Конечно, стиль произведения, как говорится, рассчитан «на любителя», склонного продираться сквозь широкое повествование в духе Стельмаха или Гончара, где описанию одного настенного зеркала и связанным с ним ассоциациям отводится до пяти страниц текста; отслеживание разветвленных родовых связей, где «Сидір Гапці по Килині двоюрідний Трохим», тоже не делает процесс чтения более увлекательным. Несмотря на это, в мастерстве владения словом автору не откажешь; несколько моментов, которые являются явно автобиографическими, психологически впечатляют и производят действительно сильное впечатление (медленное умирание матери в больнице, сцены в палате роддома и др.).
Основная идея романа достаточно прозрачна: выехав из родного дома, простая сельская девушка (у которой, кстати, нет имени, а лишь красивая украинская фамилия Туривна) после ряда инициаций, которые ей пришлось пережить в городе, приезжает на родину после смерти родителей, пытаясь в течение сорока дней найти душевный покой, память о предках и понять, как жить дальше. Однако я бы сказала, что основная ценность романа Любови Голоты заключается не в просветительском воспитательном пафосе и не в том заряде патриотизма, за который, собственно, писательница и получила Шевченковскую премию.
Достойным нашего внимания является, так сказать, территориальный аспект, который, невзирая на основополагающий тезис «схід і захід разом», остается все-таки актуальным для современной культурно-политической жизни Украины. Ведь как не крути, а подавляющее большинство современных украинских писателей происходит из западных регионов государства, поэтому произведения «бытописательного» или мемуарного характера (проза Прохасько или Андруховича) открывают перед читателем реалии галицкой жизни в исторической перспективе, тем более интенсивные, если учитывать недавно открывшуюся возможность вслух сказать о предках, которые были репрессированы или принимали участие в повстанческих формированиях.
Не отрицая потребность возобновления исторической справедливости, скажем и о справедливости другого плана: роман Любови Голоты, действие в котором происходит на Днепропетровщине, имеет больше шансов пробудить «эпизодическую память» значительной части читателей, которых кратко можно обозначить как «левобережных» :).
С «территориальностью» связан и другой существенный аспект, на который хотелось бы обратить внимание, – проблема пола и сексуальных отношений. В цитированной уже аннотации задекларировано, что роман стоит «выше» этих вопросов («Эпизодическая память» – о высокой любви, неразменной на секс и ненависть»). И автора можно было бы обвинить в пуризме, если бы современной украинской литературе не был нужен хотя бы для эстетического равновесия образ, способный противостоять образу «пор’ядної львівської пані», с легкой руки апологетки «раскошного ренессансного чувства любви, секса и эротики» Любы Клименко утративший свою территориальную окраску и начавший означать сексуально неудовлетворенную украинскую женщину-интеллектуалку вообще.
Образ главной героини романа «Эпизодическая память», хоть и не укладывается идеально в стандарты «женщины-матери-берегини», тем не менее, может считаться альтернативным образам женщин «парадигмы Забужко» с их агрессивной демонстрацией того, что «в Советском Союзе секса есть» и культом телесности. Периодическое появление женских образов, которые реализуют более присущий украинской ментальности образ женщины-берегини, кажется, безусловно, важным для литературного процесса, а соответственно, легитимизирующим для романа Любови Голоты «Епизодическая память» :).
Любов Голота. Епізодична пам’ять. – Київ: Факт, 2007.
Автор: Татьяна Трофименко
