С поэтикой известного шестидесятника Ивана Драча стихи Гадзинского роднит и обилие химических терминов, ведь его «любовь к поэзии неожиданно пришла через школьное увлечение химией»: «Все сложнее шагать от весны до весны, в который раз потерялись в абстрактных неонах» (с. 24), – признается автор, переживая, что «этот светлый воздух заполняют выбросы, где ангелов уничтожают радиоактивные граниты» (с. 63), а «наш сон пропустили сквозь боль, будто электролиз» (с. 68).
Короче говоря, вопреки утверждениям аннотации о том, что автор является ярко выраженным экстравертом, поэзия его замкнута на узком спектре тем и старательной культивации настроения «все плохо»: мир дымит проклятием из фабричных труб (с. 19), будто в очередной раз напоминая о дегуманизации общества в эпоху научно-технического прогресса и намекая на фатальный разрыв с природой: «Жали жнецы комбайнами зори, ртутную росу, птичье пение. Теперь вижу впереди мусорщиков и тишину, прорезанную лезвиями листьев» (с. 37).
Лезвия, ресницы, веки, венки, рыбины, марево, ливни и травы – любимые образы Гадзинского, которыми он несколько злоупотребляет :). Вообще кажется, что философичность поэзии большинство авторов связывают с ее пессимистичностью, загадочностью и пафосностью – не удивительно, что молодой поэт Гадзинский использует те же приемы:
Бегут битым стеклом замерзших слез
Безвозвратные дороги без огня и дыма,
Будто в мышиной ловушке прошлогодний снег,
Воют на луну хорты юродивые. (с. 38)
Не обошлось и без традиционно отчужденных религиозных образов – Иисуса с апостолами, которые следят за нашими черными фигурами на маленьких мониторах, ангелов, которые нас прослушивают, язвительной Господней усмешки и даже… Господней слюны:
Покрышка месяца катится в пропасть,
Отпали от ран наболевшие фото.
Исчезают навсегда леденцы прогорклые
В оконном стекле Господней слюны. (с. 66)
Набор слов, но страшно зловещий :). Образ оконного стекла встречается в сборнике часто и является весьма показательным – Гадзинский отдает предпочтение созерцательному способу познания действительности; в его поэзии нет сюжетных историй – чистая лирика, но слишком однообразная, как однообразен увиденный сквозь окно пейзаж.
Впрочем, почти в каждом стихотворении «Мареwwwа» встречаются выразительные метафоры, и, несмотря на всю показательную антипатию автора к современному миру, общее настроение книжки – позитивное. Пессимизм здесь не означает ненависти или презрения, ведь даже «черный депутатский Lexus тоже состоит из тысячи детских облачков, которые плывут дальше по его зеркальной поверхности» (с. 59).
Автор видит мир интересно, но ему пока что не хватает слов, чтобы это высказать, а возможно, решимости, чтобы в этот мир погрузиться. Поэтому лирический герой «Мареwwwа» в основном переживает когнитивные и коммуникативные неудачи:
Слова, не достигшие ни своего дна, ни вершины,
Поблескивают ядовитой росой на вялых листках губ,
И падают в коричневый теплый песок,
Превращаясь в дешевые карамельки. (с. 39)
Впрочем, не исключено, что врожденная экстравертность – «видимый внутренний непокой» – все-таки возьмет верх, и следующая книжка покажет нам другого Ярослава Гадзинского. Не за стеклом :).
Гадзінський Я. Мареwwwо. – К.: Смолоскип, 2008.
