Web Analytics

MediaPost on-line. «Діоптра…» Петра Кралюка: попытка исторического детектива

Если спрос на произведения исторической тематики старшего поколения украинских читателей удовлетворяла целая когорта авторов – Роман Федорив, Павел Загребельный, Роман Иванычук, Владимир Малык и другие, – то сегодня поклонники жанра читают преимущественно Анджея Сапковского и менее часто – Сергея Батурина. В связи с создавшейся ситуацией лакуну пытаются заполнить историки, берущиеся за создание художественных текстов. А как известно, «беда, коль пироги начнет печь сапожник»…

Известный украинский историк и профессор Острожской академии Петро Кралюк в прошлом году издал книжку под длинным названием «Діоптра, або Дзеркало, в якому бачимо не лише себе, а й інших, подорожуючи в часі й просторі», жанр которой в аннотации определен как «историко-интеллектуальный детектив». По идее, книжка должна вызвать читательский интерес к эпохе украинского Барокко ХVII века, а в этом почетном деле все средства хороши. Например, когда на культурном портале «Виделка» проводился опрос по поводу лучших книжных изданий 2007-го года, на сайт обрушилась настоящая спамерская атака фанатов «Діоптри…», которые отдавали свои голоса за книжку с одного ІР-адреса, специально для этого зарегистрировавшись на форуме. Может, я и ошибаюсь, но кажется, этими искренними поклонниками исторического жанра были студенты пана Петра.

Но сейчас не об этом. Действие «Діоптри…» происходит в наши дни, хотя автор так часто вворачивает исторические экскурсы и краеведческие комментарии, что повесть действительно больше напоминает путеводитель по Волыни, чем художественное произведение. Главный герой (собственно, рассказчик) знакомится с таинственным мужчиной среднего возраста по имени Максим, которому кажется, что вопреки историческим данным, последней книгой выдающегося украинского религиозного деятеля архиепископа Мелетия Смотрицкого был не «Екзетезис», а загадочная «Діоптра». Слово за слово – и о «существовании» этой книги узнают «плохие парни»… Из этой идеи действительно мог бы выйти неплохой детектив, триллер или фэнтези, если бы автор не злоупотреблял цитированием стихов Лятуринской и Мосендза, не «скомкивал» сюжет и глубже раскрыл характеры персонажей. Вредят делу также целый ряд отживших стереотипов при отсутствии фантазии и определенного художественного куража…

Так, персонажи романа являются как бы современными реинкарнациями исторических личностей. Рассказчик то попадает в прошлое, становясь свидетелем жизненных перипетий Мелетия Смотрицкого (например, когда тот предается самобичеванию), то превращается в этого исторического персонажа (например, когда тот предается блудной страсти с девушкой Иванкой). В другой раз он превращается в отца Кирилла Транквиллиона Ставровецкого – тут профессор Кралюк интерпретирует поэтическую легенду о том, что львовский архиепископ Гедеон Балабан приказал вырвать дидаскалу Кириллу бороду. В «Діоптрі…» архиепископ делает это собственноручно, причем далее Транквиллион описывается как мужчина, действительно лишенный этого вторичного полового признака… Очевидно, епископ Балабан знал какой-то секрет по уничтожению волосяного покрова раз и навсегда и в наше время мог бы заработать бешеные деньги на эпиляции.

А если серьезно, то профессор Кралюк обращается в романе и к ряду других сомнительных стереотипов. Так, Мелетий Смотрицкий якобы стал монахом по чрезвычайно романтической причине – из-за несчастной любви (в этом, кстати, Валерий Шевчук подозревал и Ивана Вышенского). Якобы влюбленную в Смотрицкого панночку выкрал более предприимчивый и, соответственно, счастливый соперник – и это, очевидно, стало причиной глубокого комплекса будущего архиепископа…

Вообще образу Мелетия Смотрицкого автор противопоставляет образ отца Касияна Саковича, который, как ему кажется, менее отягощен комплексами и склонностью к самоанализу: он легко переходит в унию, увлекается амурными приключениями и мог бы стать украинским Боккаччо, если бы не… Дальше пришелся бы кстати традиционный для советской науки пассаж о том, что мыслители Барокко, к сожалению, продолжали находиться под влиянием религиозного дурмана или боялись высказывать свои прогрессивные взгляды, но таковой отсутствует – произведение ведь все-таки художественное.

«Украинского Бокаччо» автор не то чтобы одобряет – по крайней мере, его реинкарнация в нашем времени (наркодилер и торговец церковными раритетами Калистрат) относится к «плохим парням», которые пытаются добраться до «Діоптри». Что касается Смотрицкого, то его монашеская жизнь и церковная карьера вызывают у автора явное сочувствие: своей жизнью он якобы «искуплял грехи» всех украинских интеллектуалов, которые отошли от православия; среди этих грехов центральным автор считает «грех безразличия к ближнему»; рассказчик изо всех сил старается «отговорить» Смотрицкого от аскетических практик и самобичевания; в конце концов описывает его смерть как самосожжение в монастырской кельи, проводя параллель с языческой практикой кремации покойников и буддистским погружением в нирвану…

Автор относится прохладно не только к традиционным христианским практикам, но и к современной культурной действительности, которая символизирует для него бездуховность как таковую. На эту мысль наталкивают остроты рассказчика и Максима по поводу местного рок-фестиваля «Тарас Бульба»: «Це – лихо кволого розуму. Міфічний Тарас був консерватором. І дуже тримався православ’я. Він би рубав, як ляхів, рокерські голови, що несуть духовну заразу із католицько-протестантського Заходу» – «Анафема року!» – «Звичайно, анафема. Вони б ще, придурки, назвали свій фестиваль «Іван Вишенський»» (с. 28).

Впрочем, когда рассказчика чуть не отделали обкуренные потомки славных казаков, спас его… все тот же «плохой парень» Калистрат. Вот и получается, что «положительные» мужские образы, представленные в повести, мягко говоря, мало привлекательны… Мелетий Смотрицкий и Кирилл Транквиллион Ставровецкий изображены не церковными деятелями, которые существенно влияли на исторический процесс, и не проповедниками Спасения, а мало успешными и закомплексованными монахами, которые не совсем представляют, что делать со своим монашеством, делом просвещения народа и межцерковными конфликтами, – вряд ли такая концепция может импонировать читателю или вызывать интерес к периоду Барокко… О триллере или фэнтези я уже не говорю :).

Образ, который явно наиболее импонирует профессор Кралюку, а потому выглядит куда достоверней, – это образ украинской поэтессы Оксаны Лятуринской, «княгини украинской духовности», которая вещает древними языческими голосами Волынской земли. Что ж, не было бы счастья… Возможно, «Діоптра…» станет любимой книгой украинских феминисток :).

Петро Кралюк. Діоптра, або Дзеркало, в якому бачимо не лише себе, а й інших, подорожуючи в часі й просторі. – Луцьк: Твердиня, 2007.

Автор: Татьяна Трофименко